Виталий Нахманович

Бабий Яр: человек, власть, история. Общественно-политические и научно-методологические составляющие проекта

Хотя от трагедии Бабьего Яра нас отделяет более шестидесяти лет, память жертв до сих пор достойно не увековечена. К тому было много объективных причин. Именно объективных, поскольку замалчивание или искажение истории Бабьего Яра на протяжении всех послевоенных десятилетий не было следствием личного отношение к этому вопросу тех или иных советских руководителей. Оно являлось элементом общей политики режима, концептуальной производной его идеологии, существенным элементом т.н. «мифа о Великой Отечественной войне», который стал стержнем национальной идентичности «новой исторической общности – советского народа».

Точно так же длящееся последние пятнадцать лет «соревнование» по «лучшему увековечению памяти жертв» не было следствием каких-либо личных качеств тех или иных общественных деятелей. Сам факт, что именно такие люди пришли в национальные и общественные движения, их неспособность не только договориться между собой, но даже вывести свою собственную деятельность за любительские рамки, был объективным отражением того идейного разброда, в котором оказалась независимая Украина, и плоды которого мы в полной мере пожали на нынешних президентских выборах.

Однако наступил момент, когда в попытках забыть, исказить, приватизировать или иным образом уничтожить память Бабьего Яра мог произойти качественный скачок, который поставил бы окончательную точку в самом его существовании как исторического символа, места исторической памяти. Это произошло, когда в недрах некоторых еврейских (!) организаций возник проект создания в Бабьем Яру общинно-культурного (т.е., фактически, развлекательного) центра «Наследие».

Сам этот проект также не был результатом чьих-то злонамеренных происков, чьей-то персональной недоброй воли. Изначально он возник как объективное отражение той глубокой ассимиляции, которую прошло в своей массе американское еврейство (а именно его представителям принадлежит авторство проекта «Наследие»). В рамках идеологии американского постмодернизма и обосновывалась идея «возрождения на месте трагедии», что в привычных нам выражениях звучит просто как «танцы на костях».

Но возведение общинного центра стало бы не просто очередным этапом долгосрочной застройки территории Бабьего Яра. Существование исторических символов предполагает символизм любого связанного с ним исторического действа (в трансцендентных терминах можно говорить о концентрации здесь мистических смыслов). Бабий Яр стал символом и вошел в мировую историю исключительно потому, что стал местом массового публичного расстрела именно еврейского населения Киева. Этот факт предопределил то, что именно евреи многие десятилетия были и воспринимались окружающими в качестве полноправных хранителей памяти Бабьего Яра. Строительство центра «Наследие» лишило бы евреев морального права на эту память, а Бабий Яр – актуальной сакральности, превратив его из живого символа в уничтоженное кладбище. Согласие городских властей на это строительство (в совокупности с их предшествующей ролью в уничтожении Бабьего Яра) не позволяло надеяться на дальнейшее существование Бабьего Яра в качестве символа хотя бы «местного значения», как места уничтожения десятков тысяч киевлян.

Однако в «точке бифуркации», за которой Бабий Яр мог быть окончательно вычеркнут из живой истории, произошел поворот и события стали развиваться по альтернативному сценарию. В первую очередь, среди украинских евреев нашлись люди, которые выступили решительно против строительства общинного центра в столь неподобающем месте. Они были поддержаны представителями других национальных общин, а вслед затем и широким кругом интеллигенции. На волне протеста в начале 2003 г. был создан Общественный комитет по увековечению памяти жертв «Бабьего Яра» (Комитет «Бабий Яр»), во главе которого стали С. Глузман, И. Дзюба и М. Попович. Комитет провозгласил своей целью создание государственного историко-культурного заповедника, национального мемориала памяти Холокоста, жертв фашизма и тоталитаризма и музея Бабьего Яра.

Уже в момент создания Комитета было понятно, что смысл его деятельности выходит за рамки собственно Бабьего Яра. «Бабин Яр, – говорилось в программном заявлении Комитета, – став відображенням сьогоднішнього розтрощеного українського суспільства, що не має ніякої провідної ідеї. Це не може тривати далі. Адже спільне майбутнє неможливе без спільного минулого, без національних символів, перед якими схиляють голови всі. Ми впевнені, що Бабин Яр, місце нашої спільної трагедії, повинен стати одним з таких символів».¹ Таким образом, осуществление задач, стоящих перед Комитетом, может стать поворотной точкой не только в истории Бабьего Яра, но и в истории нашей страны. Общие трагедии (одной из которых, наряду с Голодомором и т.н. «сталинскими» репрессиями, является нацистский террор) могут стать первым объединяющим звеном в ситуации, когда поиск общих героев пока не привел к общественному консенсусу.

Крайне важным стало принципиальное решение Комитета положить в основу всей своей деятельности всестороннее научное исследование проблемы, которое должно предшествовать разработке, общественному обсуждению и утверждению концепции будущих заповедника, мемориала и музея. Следует подчеркнуть, что такой подход, к сожалению, до сих пор был нетипичным для деятельности общественных организаций, которые предпочитали «вариться» в собственном котле, игнорируя профессионалов и базируясь на бытовых стереотипах и расхожих идеологических клише.

Естественно, что первым шагом должно стать воссоздание реальной истории, изрядно фальсифицированной за послевоенные десятилетия, как казенными историками, так и агрессивными дилетантами. Именно эту задачу и призван решить проект «Бабий Яр: человек, власть, история», первая книга которого² увидела свет в сентябре 2004 г. в канун очередной годовщины начала массовых расстрелов евреев Киева в Бабьем Яру. Проект включает две составляющие: публикацию архивных документов и подготовку исследовательских материалов по разным аспектам истории Бабьего Яра.

Участие в проекте приняли государственные архивные институты (Государственный комитет архивов Украины и подчиненные ему архивы Украины и Киева, Государственный архив Службы безопасности Украины, Научная библиотека Украины имени В.И. Вернадского) и специализированные научные учреждения (Музей истории г. Киева, Украинский центр изучения истории Холокоста). В состав редакционного совета и редакционной коллегии издания вошли известные историки и архивисты. В дальнейшем планируется серьезное расширение круга авторов. Проект получил государственную поддержку: архивные материалы предоставляются безвозмездно, а издательские расходы были профинансированы Государственным комитетом Украины по делам национальностей и миграции. Все это крайне важно, как демонстрация того, что, во-первых, проект с самого начала носит общественно-государственный характер, а во-вторых, к его осуществлению привлечен широкий круг признанных специалистов. Все это вместе позволяет рассчитывать на то, что полученные результаты будут носить объективный характер и заложат необходимую базу для последующих идеологических, политических и художественных решений.

Успешная реализация данного проекта имеет, на наш взгляд, важное значение и для будущего украинской исторической науки. До сих пор она несет на себе тяжелый груз постсоветского наследия, эпохи, когда историки во многом превратились в обслуживающий персонал правящего режима. В результате, сегодня вместо того, чтобы квалифицированно участвовать в решении вопросов развития государства, примирения различных частей общества, создания новой украинской политической нации, они пребывают на обочине исторического процесса, уступив пальму первенства т.н. «политологам», не имеющим специальной подготовки и оперирующим узким набором штампов, произвольно заимствованных из зарубежных источников. Работа же профессиональных историков стала «вещью для себя», долгосрочное планирование отсутствует, комплексные исследовательские проекты не инициируются.

Не в последнюю очередь это объясняется еще и постмарксистским кризисом методологии и философии истории. В результате исследования либо сводятся к ультрапозитивистскому нанизыванию фактов, либо в них «контрабандой» пролазит формально отвергнутый, но научно так и не опровергнутый марксизм. Из-за этого также стирается разница между профессионалом и дилетантом, так как исчезает главный критерий профессионализма: умение не просто обнаружить факты, но провести их критический и системный анализ с целью получения обобщающего результата. Описанная ситуация будет продолжаться до тех пор, пока отечественные историки не смогут предложить себе и обществу научно обоснованную целостную картину развития мира и изменения роли и места человека в нем. Проект «Бабий Яр: человек, власть, история», в силу своей масштабности и общественного значения, может внести серьезный вклад в решение этой глобальной задачи. Исходя из этого, при разработке проекта был предложен ряд новых методологических подходов.

Главным методологическим приемом, положенным в основу работы, является изучение каждого объекта исследования с нескольких точек зрения.

Основной структурной оппозицией, заложенной в само название проекта, есть оппозиция «Человек–Власть». Два полюса любой социальной системы, они, как полюса магнита, не могут существовать отдельно друг от друга.

Человек есть первоэлемент и цель истории, носитель и реципиент базовых этических ценностей, определяющих ход исторического процесса. Вне зависимости от признания источником этих ценностей внутреннего (сам Человек) или внешнего (Б-г) субъекта, в материальной истории они проявляются исключительно благодаря человеку и через него. Любые изменения набора этических понятий, трансцендентных целей и смыслов возможны только в случае их акцепции критической массой конкретных людей.

Власть есть обязательное условие нормального функционирования любого устойчивого сообщества (государства, национальной или религиозной общины, политического движения). Она получает свою легитимность благодаря волеизъявлению людей, входящих в это сообщество (независимо от того, происходит это путем выборов или молчаливого признания права власть имущих). Однако при этом власть не есть просто механическая сумма свободных воль отдельных граждан. Она есть выражение именно совокупной воли сообщества в целом, как единого социального организма, народа (государства, общины, партии), как качественно нового исторического явления по сравнению с отдельным человеком.

Человек, наделяющий власть легитимностью, сам, в свою очередь, становится объектом ее воздействия, как идеологического, так и «физического». Однако при этом власть не есть нечто абсолютно внешнее, априори отделенное от «простого» человека. Она, во всех своих структурах, состоит именно из этих «простых» людей и именно их периодическая ротация (вне зависимости от ее механизма) является залогом устойчивости власти. С другой стороны, «человек во власти» становится качественно новым явлением по сравнению с «человеком в народе». Более того, именно внутренний приоритет общих интересов над частными (как своими личными, так и групповыми) является залогом эффективности человека как политика.

Итак, мы имеем первую, основополагающую пару взаимообусловленных явлений: Человек, дающий власти легитимность и составляющий ее «тело», и Власть, структурирующая мысли и поведение отдельных людей. Очевидно стремление каждого из членов этой оппозиции получить максимальную свободу действий по сравнению со своим «противником», и также очевидна необходимость соблюдения баланса интересов двух полюсов «социального магнита».

Двадцатый век стал временем неслыханного перекоса в сторону Власти во всех сообществах на Земле. Все политические системы и общественные движения действовали под лозунгом: «Человек – ничто, Государство (раса, нация, класс) – все!» Именно господство основанных на нем идеологических схем сделало возможным этику, в принципе исключавшую уважение прав и интересов отдельного человека. Наиболее ярким выражением этого стали массовые уничтожения людей по принципу системной, а не личной враждебности: «эксплуататорские классы», «низшие расы», «вражеское население».

Следует подчеркнуть, что эта антигуманистическая идеология была воспринята подавляющей массой людей в самых разных странах. Не только в классически тоталитарных Советском Союзе и нацистской Германии, но и в демократических государствах Запада использовались те же механизмы массового подавления и уничтожения людей: концлагеря и тотальные бомбардировки, в т.ч. атомные, мирных городов противника. Восприняты были эти методы и национально-освободительными движениями, в т.ч. украинским, практиковавшими индивидуальный и массовый террор, как легитимное средство решения своих политических задач.

Сопротивление этой практике возникало только на индивидуальном уровне, когда отдельные люди осмеливались спасать от смерти своих родных, знакомых или просто кого-то, кто нуждался в помощи. Именно наличие критической массы таких людей в разных странах сделало возможным изживание антигуманных идеологем. Впрочем, политический маятник качнулся в противоположную сторону, и сегодня доминирующей в цивилизованных странах является идеология, практически, отводящая государству исключительно сервисную функцию обслуживания интересов отдельных граждан.

Следующей задачей является разделение структурных уровней исследования. Каждый исторический феномен существует в разных плоскостях вертикали «дух–материя».

Нижним уровнем этой вертикали является физическое (географическое) место – сцена, на которой разворачивается историческое действо. Точно описать эту сцену оказывается очень важно, потому что (и это подробно показано в первой книге издания) ошибки в топографии влекут за собой не только неправильное изложение отдельных фактов, но и ошибки интерпретации, осмысления и, наконец, увековечения памяти. В нашем случае местом, исторической сценой является сам Бабий Яр и окружающий его район Киева.

Следующим уровнем является уровень исторического факта. В отличие от обычного факта повседневной жизни, фактом историческим является не любое происшествие, а лишь в том или ином смысле исключительное, архетипическое, дающее основу для обобщений. Иными словами, это не просто факт, а факт-символ. Таким историческим фактом в нашем случае является, в первую очередь, массовый расстрел в Бабьем Яру десятков тысяч киевских евреев и, что не менее важно (потому что сразу выводит нас за рамки Холокоста к глобальной гуманитарной трагедии Второй мировой войны), расстрелы на этом же (!) месте подпольщиков, коммунистов, националистов, душевнобольных, цыган, заложников, т.е. всех тех, кто так или иначе являлся системными врагами нацистского режима.

Далее, мы переходим на уровень исторического события. Под историческим событием мы понимаем некий законченный в самом себе сюжет, имеющий четкие хронологические и тематические рамки, определенный круг участников, институализированную структуру, который возможно подвергнуть разностороннему анализу. Таким событием было то, что можно назвать «войной за линией фронта». К ней относятся и борьба оккупантов с коммунистическим и националистическим организованным сопротивлением, и весь комплекс мер террора и запугивания населения, система военных, полицейских и вспомогательных карательных органов, и мирное сопротивление оккупационному режиму, которое выражалось в спасении мирными жителями потенциальных жертв нацистов.

Следующим является уровень исторического явления. Историческое явление представляет собой не просто совокупность исторических событий, объединенных единством времени и места.

Во-первых, историческое явление многогранно, оно охватывает практически все стороны жизни людей и их сообществ (государств, движений, общин). В нашем случае таким явлением была история оккупированного Киева, как арены глобального противостояния разных политических систем. Это и система немецкого оккупационного режима, и разносторонняя активность различных националистических организаций, и деятельность советского правительства, направленная на организацию сопротивления, и повседневная жизнь киевлян.

Во-вторых, на уровне исторического явления возникает новое качество, поскольку в нем не только отображаются чисто «физические» процессы, но и проявляется их идеологическая составляющая. Поэтому нас будут интересовать не только практические шаги противоборствующих сил, но также их пропагандистское и нормативное обеспечение, не только «физическое» противостояние, но и средства интеллектуального противоборства. Крайне важным является изучение настроений и образа мыслей непосредственных участников исторического действа, как руководителей, так и простых исполнителей, зрителей, жертв.

Наконец, последним, высшим является уровень исторической идеи. Историческая идея в отличие от идеи обычной становится достоянием масс и двигателем их исторической активности. Исторические идеи – это тот набор представлений о мире и месте человека и народа в нем, который воплощается в совместной деятельности власти и людей в определенный исторический период. Для наших целей предстоит рассмотреть идеологии нацизма, большевизма и разных течений украинского национализма, в первую очередь, в гуманитарной области: их отношение к отдельному человеку, народам и конфессиям.

Таким образом, мы проследим всю вертикаль исторического процесса: от формирования идеологических представлений через их воплощение в конкретных действиях до места последнего упокоения их жертв.

Наконец, третий ряд, в котором осуществляется исторический процесс: хронологический. Речь идет не просто о последовательности определенных фактов и событий, что в вульгарном понимании и составляет содержание истории.

Во-первых, историческое время не тождественно физическому. Исторические периоды не заканчиваются с боем часов. Явления разных исторических времен могут сосуществовать в одном хронологическом временном периоде. Оккупированный Киев и советская Уфа существовали одновременно, но с исторической точки зрения они находились в разных «временах». Более того, ход и протяженность исторических периодов могут быть различны для отдельных участников исторического процесса, находящихся в одном месте. Так, можно сказать, что тридцатые годы в Киеве для простых киевлян закончились 19 сентября 1941 года со вступлением в город немецких войск, для украинских националистов – в феврале 1942 г., после казней активистов движения, а для немцев – 6 ноября 1943 г., в день сдачи ими Киева.

Во-вторых, гораздо важнее просто хронологической разновременности причинно-следственная соотнесенность различных элементов исторического процесса. Так, на уровне исторических явлений, для нас центральной точкой является оккупированный Киев. Однако, поведение большинства людей, как непосредственных участников противостояния, так и просто зрителей, безусловно, определялось предшествовавшими событиями. То, что происходило в городе, участие или неучастие в этом киевлян, размах нацистского террора и соучастие в нем местных пособников и, наоборот, масштабы подпольной работы и просто мирного сопротивления, – все это было неизбежным следствием того, что происходило до того в Киеве, Украине, Советском Союзе. Сталинская национальная и социальная политика, отношение советской власти к религии, свежая память о Голодоморе и масштаб политических репрессий, наконец, просто события первых месяцев войны, – все это наложило свой отпечаток на поведение людей и во многом обуславливало их позицию весь период оккупации.

С другой стороны, освобождение не поставило точку в «военной» истории Киева. Речь идет не просто о влиянии на жизнь города продолжения боевых действий. Поведение киевлян, политика властей, внутренние конфликты, психологическое состояние людей, – все это опять же несло отпечаток предшествующего периода. Оккупация надолго изменила лицо Киева, разрушила старые и создала новые социальные связи и отношения. Если попытаться найти тот исторический момент, когда закончилась немецкая оккупация, следует, вероятно, обратиться к 29 января 1946 г., когда на глазах у десятков тысяч киевлян были повешены 12 военных преступников, приговоренных к смерти на Киевском процессе.

В-третьих, любое значимое историческое явление хронологически многослойно. Это значит, что, пройдя некий законченный временной круг, оно начинается заново, не просто накладывая на существующую событийную подоснову новый слой фактов, а создавая, фактически, новое историческое явление. Оно не просто является производным первого, но зачастую и оказывает на него обратное влияние, изменяя его значения и восприятие в новых исторических условиях. Хорошо, если такие взаимосвязанные явления разделяет большой промежуток времени (классический пример: Античность – Возрождение). Но в нашем случае вторая история Бабьего Яра началась еще до того, как завершилась первая. Еще до того, как казнь на площади Калинина (нынешнем Майдане Независимости) поставила точку в истории оккупации города, люди стали приходить в Бабий Яр, чтобы почтить память своих близких, соседей, друзей. И не законченная до сих пор история борьбы за увековечение памяти жертв есть совершенно новый слой истории Бабьего Яра, требующий отдельного изучения и переосмысления.

Внутренний парадокс ситуации состоит в том, что сам процесс исторического исследования является одним из элементов этого слоя. Сегодня историки поставлены в двойственную, непривычную позицию: они и отстраненные исследователи и сотворцы объекта исследования. Поэтому участие в проекте предполагает не только профессионализм, но и высокие моральные качества ученого. От его работы зависит не просто выход нескольких увесистых томов. От того, как будут реализованы задачи, поставленные Общественным комитетом, зависит дальнейшая судьба Бабьего Яра, Киева, Украины.

¹ «Форум націй». – 2003. – № 3(10).

² Бабий Яр: Человек, власть, история. Документы и материалы. В 5 кн. – Кн. 1. Историческая топография. Хронология событий // Сост. Т. Евстафьева, В. Нахманович. – К., 2004.